David Axelrod

David Axelrod

Неисповедимы пути Творца. Кто бы мог подумать, что один из наиболее уважаемых продюсеров и композиторов, благодаря странному коленцу судьбы, превратится чуть ли не в бродягу, но, вопреки набившему оскомину сценарию, не погибнет в безвестности, а вновь взлетит на вершину успеха? Звучит это настолько же абсурдно, насколько фраза: Дэвид Аксельрод — крестный отец хип-хопа.

Именно так — в последние годы произведения Аксельрода стали объектом набега со стороны мастеров танцевальной музыки, неожиданно обнаруживших в творчестве Дэвида неиссякаемый кладезь. Все началось с джаза, частенько звучавшего в доме Аксельродов, ибо братец Сонни сходил с ума от Каунта Бейси и лихо отплясывал хитрый танец джиттербаг — к неодобрению отца-социалиста. Возможно, сыновья пошли бы по его стопам и стали закройщиками — только Аксельрод-старший умер в 1945-м, вскоре после гибели Сонни на фронте, а двенадцатилетний Дэвид связался с хулиганами. Шайка подростков шаталась по Лос-Анджелесу, "разувала" автомобили и избивала мирных граждан, пока в 1950 году некая менее невинная шалость не угодила на первую полосу "L A Times". Парням пришлось "делать ноги", и Аксельрод осел у дяди в Нью-Джерси и повадился оттягиваться в нью-йоркских джазовых клубах под музыку Бена Уэбстера и Лайонела Хэмптона.

Домой Дэвид вернулся в 1953-м, чувствуя себя крутым парнем, а потому стал тусоваться с битниками и подсел на героин. И вот как-то раз в баре ему пришлось решать сложную дилемму: расплатиться за выпивку или ширнуться? Денег хватало только на что-то одно, а неосуществление второго грозило обернуться неприятностями. Спасение пришло со стороны Джеральда Уиггинса, ради выступления которого Аксельрод и заявился в заведение. Уиггинс заплатил за Дэвида и пригласил к себе домой — тот из любопытства согласился, хотя и полагал артиста приверженцем однополой любви и намеревался врезать ему, если тот станет распускать руки. К изумлению парня, музыкант был женат — он просто заприметил неподдельное увлечение парня и решил ввести его в мир джаза. Счастливый случай оказался не единственным. Приятель-боксер счел, что друг-героинист — это не дело, запер его у себя в доме и вместо наркотика потчевал Дэвида кодеином, мороженым и виски. Спорить с тяжеловесом — себе дороже, проще было подчиниться.

Уиггинс повсюду таскал молодого человека за собой — причем это "повсюду" подразумевало под собой вечеринки в Беверли-Хиллз у Марлона Брандо и других ценителей искусства, щедро наливавших Оскару Питерсону, Арту Татуму и иже с ними. На одном из сборищ Аксельрод и повстречал Х. Б. Барнума, легендарного аранжировщика, в очередь к которому выстраивались крупные фирмы грамзаписи. Но связи связями, а основная заслуга Джеральда свелась к тому, что, услышав, как Дэвид импровизирует на фортепьяно, джазмен научил его писать музыку. Впрочем, отрицать значение знакомств было бы глупо — как и способностей Аксельрода, помаленьку дрейфовавшего от дистрибьюторской и рекламной деятельности к студийному творчеству. После того, как он записал с Харольдом Лэндом "The Fox" — хард-боповый альбом в эпоху кул-джаза — и чуть не заключил контракт с Орнеттом Коулменом, о парне пошла молва. Так что в 1964-м, когда джазовый гигант Кэннонболл Аддерли осел на фирме Capitol и его спросили, кого он хотел бы видеть своим продюсером, саксофонист нимало не колебался в своем выборе.
К этому времени Дэвид уже прикинул, какого звучания добьется, сплавив ритм-энд-блюзовую ритм-секцию с мощными дозами струнных и духовых. Для воплощения замысла под рукой всегда имелась мощная команда — Барнум, барабанщик Эрл Палмер, гитарист Ховард Робертс, флейтист Джин Киприано, пианист Дон Ранди и басист Кэрол Кей, — готовая "овеществить" идею Аксельрода о том, что музыка — это поэзия. Другая идея сводилась к заполучению для Capitol звезды фильма "Man From U.N.C.L.E." Дэвида Маккаллэма. Расчет был железный: Маккалэм побил установленный ранее Кларком Гейблом рекорд по еженедельному количеству писем от поклонниц — то есть девчонки должны были наброситься на пластинку уже из-за одной лишь фотографии артиста на обложке. Два альбома двух Дэвидов — в особенности "Music: Another Side Of Me" 1966 года — вознесли Аксельрода до небес. Он не только зарабатывал 700 тысяч долларов, но и мог беспрепятственно экспериментировать с музыкой.

Еще в разбойничьи дни имевший дело с черными продюсер великолепно ладил со своими звездами — Аддерли и Лу Роулсом. Чего нельзя было сказать о руководстве Capitol, преимущественно "белой" фирмы, самыми популярными артистами которой в 1965-м были THE BEATLES. Но если первая совместная пластинка Лу и Дэвида, вышедшая в 1964 году, до успеха Маккаллэма, спросом не пользовалась, то теперь условия диктовал Аксельрод… Записанный "живьем" в студии диск "Lou Rawls Live" разошелся в количестве полутора миллиона экземпляров. Что уж говорить о Кэннонболле? Только то, что именно он во время работы над "Mercy, Mercy, Mercy" познакомил Дэвида с прелестями кокаина.
Менеджмент Аксельрода осуществлял некто Ленни Пончер, занимавшийся также делами популярной психоделической команды THE ELECTRIC PRUNES. Ему-то и пришла в голову мысль о сотрудничестве артистов в сотворении рок-мессы. Басист Марк Тулин и вокалист Джеймс Лоу пришли в восторг и с радостью отправились в гости к Дэвиду, проигравшему им наброски к "Mass In F Minor", — правда, по их мнению, фа минор был не столь роковой тональностью, как ми минор, но с гениями не спорят. Заниженная самооценка, помноженная на неспособность музыкантов без посторонней помощи воплотить концепцию в жизнь и неприятие нового направления поклонниками, сгубила группу. PRUNES не смогли оправиться от удара по самолюбию и вскоре развалились — несмотря на громкий успех пластинки, композиция из которой даже попала в фильм "Easy Rider", и следующего диска, "The Release Of An Oath". Тут уж боссы Capitol не могли упустить момент и настояли на том, чтобы Аксельрод наконец занялся собственным альбомом.

Дэвид записал сразу две программы — "Song Of Innocence" и "Songs Of Experience". Из названий ясно: идея о музыке как поэзии вылилась в обращение к любимому Блейку — сам ритм его стихов диктовал тональность. Эффект был поразительным — THE BEATLES пытались затащить Аксельрода на свою фирму Apple, Аллен Гинсберг просил положить на музыку его "Howl!", Слай Стоун зазывал продюсера угоститься порошочком, а Фрэнк Заппа убеждал его в необходимости обзавестись пресс-агентом. Заппа знал, что говорил, ибо озабоченные растущей популярностью Дэвида в качестве артиста руководители Capitol убоялись потенциального снижения его продюсерской активности и раскручивать пластинки не стали. Успех обернулся поражением.
Покинуть фирму Аксельроду не позволял контракт, и потому нарезанные с Аддерли в семидесятых диски "Experience In E" и "Black Messiah" заслужили классический статус, а сольные творения Дэвида "Earth Rot", "The Auction" и "Seriously Deep" — провалились. Не из-за музыки — из-за отсутствия рекламы. Это теперь музыканты откапывают чудесные фрагменты наподобие фортепианного соло из "Tony Poem", использованного Лорин Хилл, и "The Edge", переигранного Доктором Дре, а тогда… После смерти Кэннонболла в 1975-м продюсер утратил весь свой запал. Да и стремительно коммерциализировавшийся шоу-бизнес потерял к Дэвиду интерес. Кокаин также не способствовал творчеству — Аксельрод бросил пагубную привычку в 1981-м, стоя на пороге сердечного приступа, но по сей день вынужден принимать кодеин и витамины.
Записанные им в восьмидесятых-девяностых альбомы так и не вышли, проценты от своих продюсерских трудов Дэвид не получал, а экономить не привык, так что его сбережения вскоре иссякли. Тем более, что много сил он тратил на уход за парализованной женой. На ее лечение пошла и компенсация за снос дома, в котором жили Аксельроды. С июля 1988 года по сентябрь 1989-го они ютились в фанерной хижине, пока об их положении не прослышал Барнум, предоставивший им квартиру. Коулмен предлагал им перебраться в одно из его нью-йоркских жилищ, однако покидать родной Лос-Анджелес Дэвид отказался наотрез.

Ситуация в корне изменилась в 1996 году, когда Аксельрод неожиданно получил чек за совершенно не знакомую ему песню. Так старый продюсер узнал о сэмплировании — вживлении чужих отрывков в свое произведение. Следом за первым чеком появились другие, потом скудный ручеек сменился уверенным потоком, а телефон стал разрываться от звонков с просьбами об интервью и приглашениями о сотрудничестве. В конце 2001 года Старый Лис предпринял деловую поездку по Европе — его принимали, как короля. Неисповедимы пути творца.

Дмитрий М. ЭПШТЕЙН
"Музыкальная Газета"